Русский рок
5 канал (Петербург), 2008, выдержки Дятлова Н. С., 2013
Часть 1
1. Стас Намин («Цветы», 1969–1989): Существовала такая как бы монопольно непреодолимая «советская песня». Такой жанр был. Построен он был на патриотических песнях с лжепафосом о любви, там, к родине, к женщине… Не знаю, к чему ещё, там, про что ещё было… И военные песни.
2. Игорь Прохоров («Кочевники», 1973–1992): С самого утра, значит, наших дорогих сердцу советских людей долбили по голове… Сейчас вспомню это произведение… А, во: (Представляете, насколько нужно было мне, молодому — сказать по правде, сопливому, — вдолбить в голову, чтобы я по сей день помнил.) «Мы все в своих профессиях прорабы и побрататься дружбою прорабов нам пора бы».
3. Впрочем, при Хрущёве в «железном занавесе» появляются прорехи — в страну начинают приезжать первые за многие десятилетия иностранные туристы. Кое-кто из граждан СССР, пройдя тщательный отбор и проверку, путешествует по Восточной Европе и даже по капиталистическому Западу.
4. В Эстонии и Латвии на молодёжную музыку и танцы смотрят снисходительно. Прибалтийские музыканты всегда были в первых рядах советской рок-музыки, но при этом всегда чуточку «в стороне».
5. Тоомас Кырвитс («Оптимисты», с 1963): Наша идея создать группу возникла отчасти потому, что мы постоянно смотрели финское телевидение и мы видели, как выступают финские группы.
6. Уже в 1965 году пластинки The Beatles появляются на советском чёрном рынке.
7. Михаил Боярский («Кочевники», 1968–1970): Я учился в музыкальной школе при консерватории и на одном из вечеров в школе остановился, забыл про девушку, с которой танцевал, — услышал музыку какую-то божественную [The Beatles]…
8. Роль Биттлз для нашей музыки судьбоносна — в Советском Союзе сами собой рождаются собственные бит-группы (слово «рок» тогда ещё никто не употреблял). В отличие от западных, первые советские рокеры не оставили после себя архивов.
9. В основном, группы появлялись в высших учебных заведениях — играли на студенческих вечеринках и танцах.
10. В середине 60-х годов выступления группы «Аргонавты» в этом зале [?] значили для ленинградской молодёжи приблизительно то же самое, что и концерты Биттлз в ливерпульском клубе Cavern пятью годами раньше.
11. Музыкальный бум власти поначалу приняли как новое творческое и техническое увлечение передовой молодёжи. Отечественные ленноны и джаггеры учились в институтах — наши, советские ребята, комсомольцы, дети заслуженных родителей.
12. Владимир Марочкин (рок-журналист): Группа «Сокол» — совершенно замечательная команда. То есть… Юрий Ермаков — он сын начальника ПВО страны, Юрий [?] Гончарук — сын главного редактора журнала «Коммунист» (основного такого идеологического журнала у нас в стране), а клавишник Слава Черныш известен тем, что женился на дочери председателя Комитета Госбезопасности Семичастного.
13. «Петь из-под волос»!
14. Были проблемы, как достать пластинки, ведь выпускала в СССР музыку только фирма «Мелодия».
15. Перед первыми героями рок-н-ролла встали две острейшие проблемы: аппаратура и музыкальные инструменты. Вот это вот — гитара Gibson, в то время в нашей стране о таком инструменте знали единицы, а владеть им — было чем-то из области фантастики. Ходят легенды, что первый Gibson, появившийся в Москве в начале 60-х, его владелец за 3 рубля разрешал только посмотреть и потрогать.
16. Формально музыканты могли выступать публично, только имея диплом о музыкальном образовании, утверждённую программу в рамках официальной концертной организации. И мода на парней с гитарами, а значит, и сборы с концертов, заставляли эти организации подсуетиться. Так появились ВИА — вокально-инструментальные ансамбли. В отличие от бит-групп, ВИА пели песни советских композиторов: правильные, идеологически выдержанные и на родном языке.
17. Александр Градский («Скоморохи» с 1966): ВИА все, значит, начинали свою деятельность с того, — и это было непреложным законом, — что они играют музыку и песни советских композиторов. Но поскольку современная форма привлекает людей, значит, давайте им всем навесим гитары, оденем-причешем, и они будут петь «советскую музыку» — известную музыку, хорошую музыку.
18. Самодеятельные бит-группы не сдавались. Музыканты даже пытались сочинять на русском: в Москве — «Соколы» и «Скоморохи», в Ленинграде — «Кочевники». Но такие попытки считались изменой идее: петь по-русски — позорная ересь! Настоящая бит-группа должна быть точь в точь, как Биттлы, Роллинги или Бич Бойз.
19. Владимир Рацкевич («Рубиновая атака» с 1967): «Как это? Петь фирменные песни? Ну, это вообще кондово как-то, на наш взгляд…» Тогда это воспринималось просто топорно. А о каком-то творчестве при написании своих песен речи не шло, потому как что может быть лучше западного-то, действительно?
20. Стас Намин («Цветы», 1969–1989): Да не так важно было в тот момент понимать, уж, дословно всё, что мы поём… Потому что весь драйв вообще, весь кайф, он был не связан с тем, что «ах, вот какие умные слова» — просто был кайф от любой музыки.
21. Продвинутая публика предпочитала ВИА англоязычную самодеятельность.
22. Сами пионеры рок-н-ролла были бескорыстны [в отличие от Васина, Айзеншписа и Артемьева], им хотелось только одного — играть любимую музыку. Тем более что, до поры до времени, обходилось без инцидентов — милиция иногда обращала внимание на странные мероприятия, до них доходили слухи о денежной возне вокруг концертов, но, так или иначе, всё заканчивалось счастливо.
23. Владимир Марочкин (рок-журналист): Группа «Сокол», как они сами рассказывали, устраивала концерты в каких-то кафе, и часть столиков занимали их друзья, там, часть столиков занимали фарцовщики, часть столиков занимали студенты, а часть столиков — молодые лейтенанты КГБ, которые ходили просто на группу «Сокол», чтобы послушать любимую музыку. Но в то же время получалось так, что они их реально охраняли. Мне рассказывали, что однажды где-то в Измайлово (это уже в конце 60-х) приехал, там, целый отряд милиции, чтобы этот концерт свинтить. Так вот — эти молодые лейтенанты КГБ, по-моему, даже вызвав подмогу таких же ребят, как и они, — встали на защиту любимой группы… Была драка в этом самом парке Измайлово, где они, таки, отбили «Сокол». То есть они не позволили милиции закрыть этот самый концерт.
24. Но времена менялись: на дворе уже стоял 1968 год, на Западе — время молодёжных бунтов. В Париже молодёжные демонстрации перерастают в настоящую революцию: студенты выходят на баррикады. В Чехословакии — «Пражская весна», попытка построить «социализм с человеческим лицом», закончилась она советскими танками. Усмирив несогласных в ближнем зарубежье, КПСС и КГБ обращают внимание внутрь страны и начинают пристально приглядываться к непонятным «парням с гитарами».
25. Для полномасштабных преследований просто не подворачивалось случая, но, конечно же, только до поры до времени…
26. «Английский бы выучил только за то, что на нём разговаривал Леннон».
27. Олег Исаев («Фламинго», 1966–1970): Буквально на следующий день мы узнали, что там, где мы базировались, сняли директора Дворца культуры моряков [?] с работы, объявили партийный выговор. Мой декан, в частности, получил выговор по партийной линии. А дальше — следствие, и я, вот, был исключён из комсомола. Формулировка была, как сейчас помню: «За участие в нелегальном вокально-инструментальном ансамбле, за потерю комсомольской бдительности и принципиальности».
28. Группу «Фламинго» заклеймил главный орган ленинградского обкома партии — газета «Ленинградская правда»: «Пошлая, вульгарная программа!». Группу тут же запретили. Рок-вольница закончилась. Музыкантам припомнили всё: и английский язык, и вызывающий внешний вид, и участие в незаконных концертах. В Москве был арестован и осуждён Юрий Айзеншпис, в Ленинграде — Сергей Артемьев, и разогнана «Поп-федерация».
29. Тремя годами ранее Коля [Васин] отправил телеграмму из Лениграда в Лондон — Джону Леннону с поздравлениями в день рождения, — и телеграмма дошла. А Джон в ответ отослал виниловую пластинку Live Peace [?] In Toronto Коле Васину с автографом… И что самое невероятное — винил нашёл своего адресата.
30. [Кинчев рассказывает, что только после того, как у них появился магнитофон и иностранные записи, он «приобщился к культуре»].
31. Андрей Макаревич («Машина времени»): Был магнитофон Phillips — очень похожий, вот, в фильме «17 мгновений весны» был такой маленький, вертикальный с двумя маленькими, вот, такими вот катушечками. Он был очень выносливый, но там, естественно, был такой динамик, и там совсем не было низких частот. Поэтому я, например, в первые годы совершенно не понимал функцию бас-гитары, так как она там в звуковой палитре отсутствовала начисто. И потом только, когда я вдруг пришёл в гости к одной девочке, у которой папа был работник МИДа, я услышал колонки Sony, где стала слышна и бочка, и бас, — меня просто со стула сшибло, потому что половины музыки я, оказывается, не слышал.
32. Но в середине 70-х терпеть рок-музыку с русскими словами власти не собираются. На музыкантов — даже москвичей со связями — находят быстрые и действенные методы.
33. Юрий Ильченко («Мифы», 1969–1975): То, что нас преследовали, — это было, ну если так можно выразиться, это было правильно. Потому что мы «подрывали устои», мы «разрушали привычные стереотипы» и, в общем, мы изменяли то, что было здесь.
34. В те годы в более либеральные балтийские республики съезжались хиппи со всей страны и рок-музыканты в первых рядах.
35. К концу семидесятых коммунистические лозунги уже никого не вдохновляют, жизнь казённая, официальная, становится всё скучнее. Советской власти, очередям в магазинах, железному занавесу, кажется, не будет конца… И рок-музыка перестаёт быть просто хобби — для продвинутых двадцатилетних она становится чем-то вроде религии, а её поклонники образуют многочисленную тайную секту. Посвящённые определяют друг друга по конкретным приметам: в семидесятые — это джинсовые рубашки, клёши, длинные волосы (так называемый «хаер»), в начале восьмидесятых так (или почти так) оденутся сотни тысяч, а избранные — снова сменят дресс-код.
Часть 2
36. Конец 70-х, жизнь рок-подполья идет как бы параллельно жизни страны.
37. Борис Гребенщиков («Аквариум» с 1972): Мы в то время понимали, что пока мы не переведём канон рок-н-ролла на русский язык, — ничего не будет. Россия должна иметь свой рок-н-ролл. А свой рок-н-ролл, если нет корней, значит, эти корни нужно создать. Любая песня [?], которую он обрабатывал сам для себя, получалась не нью-йоркская, а петербуржская.
38. [Подпольный энтузиазм русских рокеров того времени (конец 70-х), конечно, достоин уважения].
39. Егор Белкин («Урфин Джюс», 1981–1984): Я был в шоке, вот, абсолютно. Даже не из-за того, что там такой странный материал и что его «можно», да… А мне почему-то показалось, что как-то всё очень профессионально, музыка такая — витиеватая… В общем, мне понравилось, я понял, что — ага, совершенно необязательно лупить этот тупой хард-рок (тем более у нас он не получается — ну «не выходит каменный цветок»), оказывается, что можно делать такого рода музыку, и это будет интересно.
40. [В 1981 году желание музыкантов (о неподпольных концертах) совпало с целями властей].
41. Николай Михайлов (с 1981 председатель Ленинградского рок-клуба): Музыкантам надоело заканчивать свои мероприятия, концерты — «сейшны» они тогда назывались — встречей с милицией, а у милиции и органов резко возросла отрицательная отчётность — вот, тоже им не очень нравилось. И поэтому какое-то решение должно было быть найдено. И вот оно было найдено в сфере создания такой общественной организации «рок-клуб» — некой такой «рок-резервации».
42. Всеволод Гаккель («Аквариум», 1975–1988): Это был чистый опыт, который решил провести КГБ. Если эти юноши не хотели вступать в комсомол, значит, нужно было для них построить какую-то другую организацию, которая будет названа по-другому, но, по сути, она будет являться какой-то контролируемой структурой, подвластной комсомолу, понимаете? Если вы хотите называть это «рок» — ради бога, пускай будет называться «рок-клуб». И получается, вот, что на это все повелись.
43. Майк Науменко («Зоопарк», 1981–1991): «Рок — это неинтеллигентная музыка, которую, порой, играют интеллигентный люди» [цитата].
44. [Только в начале 80-х русский рок начинает захватывать периферию страны].
45. [После прихода Андропова (особенно в 83–84 гг.)] в газетах появляются руководящие статьи о «загнивающей молодёжи Запада», «панках» и «фашистах» [далее список]. После них попасть под обвинения в нацизме можно было по самым неожиданным причинам.
46. Понимая, что тотально рок-музыку в стране не запретить, власть применяет испытанный трюк — появляется «филармонический рок».
47. Всеволод Гаккель («Аквариум», 1975–1988): В то время к работе никто не относился серьёзно, это была «трудовая повинность». То есть мы все вынуждены были где-то работать, и если тебя выгнали с работы — ничего страшного, в любом случае ты эту работу расценивал как временную, поскольку у тебя было основное занятие. И основное занятие — это была группа.
48. «Дорогие товарищи, вы будете смеяться, но нас вновь постигла тяжёлая утрата».
49. Рокеры быстро научились играть в кошки-мышки с контролирующими органами и использовать ситуацию в своих интересах. В интересах музыки, которую они играют, в интересах всеобщего кайфа.
Часть 3
50. Александр Агеев (1985–1992 администратор Московской рок-лаборатории): «Коррозия металла», там, «Звуки Му», «Бригада С» проходили такие, якобы, «комиссии». Каждый раз комиссия была в шоке, но мы объясняли, что это «кукольный театр», например, что, ну, кто-то выходит с косой — и это не значит, что он хочет свергнуть советскую власть, «это такой имидж». Когда «тарификация», значит, каждый артист получал какую-то ставку — там, пять рублей тридцать копеечек, что он вышел на сцену, и кто-то — кто-то! — должен дать эти пять рублей тридцать копеек, но никто не сказал кто. «У нас денег нет», те давать деньги не хотят, но зато мы завели ему [музыканту] трудовую книжку. Четыреста [?] трудовых книжек, где каждый урод вот этот, — «социально опасный» — был вписан как «артист».
51. С 1987 года пошло поехало… Пример столиц [Москва и Питер] — наука региональным музыкантам и губернскому начальству: значит, «можно!». Рок-клубы открываются чуть ли не в каждом областном городе от Калининграда до Владивостока.
52. Валерий Кипелов («Ария», 1985–2002): Многие считали, что музыка эта — хэви-метал — это музыка, как правило, людей, страдающих комплексом неполноценности, как Троицкий высказался. Что они поодиночке ничего из себя не представляют, а вот когда собираются вместе все — вот толпа, вот они орут, — вот тогда они «сила». Этот стиль: обязательно нужен хороший вокал — ну обязательно, плохо петь в хэви-метале нельзя (в других жанрах можно, наверное), — нужны хорошие музыканты, хорошие аранжировки, то есть, понимающие люди в этом деле и, опять же, ну обязательно опыт нужен: надо обязательно играть.
53. Алексей Рахов («Авиа», 1985–1991): Ну а гэбэшники трактовали это так, что на это специально выделялись средства, что Джоанна Стингрей работает на ЦРУ и, в частности, одной из её задач было собирать информацию и заниматься, типа, идеологическими диверсиями в России.
54. В конце октября–начале ноября 1987 года здесь, во Дворце спорта «Юбилейный», проходят первые стадионные концерты «Аквариума»: все песни разрешены к исполнению, многотысячная толпа внемлет каждому слову БГ и хором подпевает «Под небом голубым есть город золотой…». Следом за «Аквариумом» в «Юбилейном» выступают «Кино» и «Алиса»… С этих концертов фактически начинается легализация всего отечественного рока.
55. В газете «Смена» появляется статься «Алиса с косой чёлкой», обвиняющая группу в фашизме, — на Кинчева заводят уголовное дело. Константин подаёт на газету в суд и выигрывает его. Это была первая победа рок-музыкантов в борьбе с системой.
56. Одна из главных горбачёвских реформ — свобода перемещения по миру. До 1987 года Запад — как миф о загробной жизни: кто туда уехал, уже не возвращается. Теперь можно увидеть Ливерпуль или Нью-Йорк воочию.
57. Всё чаще и чаще в жизни рок-музыкантов появляются международные аэропорты. В конце 87-го, в канун нового года, Борис Гребенщиков улетает в Америку. В Англии оседает группа «Звуки Му» (Брайан Ино записывает им альбом). В Голландию и Францию разлетаются группы «Телевизор» и «Кино». Во второй половине 80-х — мода на всё русское, включая рок.
58. Долгожданный «ветер свободы» «дурит голову» всей стране. Неформальные молодёжные группировки выходят из-под контроля — милиция уже ничего не понимает и вяжет всех без разбора. В это время «рок» становится музыкой времени — как «Марсельеза» в революционной Франции или «Варшавянка» в 1917-м. Рок-революция свершилась!
59. Артемий Троицкий (музыкальный критик): Рок пошёл по самому мощному каналу массовой информации и «обрушился» на головы всех: детей, пенсионеров и так далее… Я шёл около цирка по проспекту Вернадского днём, и шла группа дошкольников — по-видимому, пяти-шести лет. Дошкольники, значит, шли парами во главе со своей воспитательницей — по-видимому, то ли в цирк, то ли из цирка. И при этом они пели песню. И это была не песня про Чебурашку, не песня про «Крылатые качели»… Они пели своими детскими писклявыми голосами песню «Скованные одной цепью» группы «Наутилус Помпилиус» на стихи Ильи Кормильцева.
60. К началу 90-х русский рок достиг пика формы и вплотную приблизился к пропасти. Практически уничтожив советскую эстраду, рок, незаметно для самого себя, стал превращаться в столь нелюбимую им поп-музыку: стадионы, толпы истеричных поклонниц, интервью на центральных каналах телевидения. При встрече друг с другом вчерашние дворники и сторожа обсуждают не музыку и тексты, а гонорары и менеджеров. Вместо «мы отыграли» повсеместно звучит «мы отработали». Пока ещё рок-звёзды — признанные авторитеты, но их новая массовая аудитория легко меняет свои привязанности. Наступающие десятилетия станут для русского рока серьёзной проверкой на прочность.
Часть 4
61. Конец 80-х — золотая эпоха русского рока. Был противник — советская власть. Она ослабла, уже давала петь, но ещё вызывала сильнейше раздражение. Противника не стало — смысл искусства потерялся. В 91-м году это противостояние завершилось — Советский Союз перестал существовать. С исчезновением идеологического пресса стало разваливаться и рок-движение — противостоять стало некому.
62. Артемий Троицкий (музыкальный критик): Где он, комсомол? Нету комсомола! Где оно, КГБ? Его вообще переименовали! Минкульт? Кому он нафиг нужен?! Союз композиторов? Организация никому не нужных «пенсионеров»! Бороться стало, вроде бы, не с кем… Петь сердитые песни, бить себя в грудь и объявлять, что «мы ждём перемен»?! Только эти перемены пришли! Вроде бы как…
63. Юрий Шевчук (с 1979 «ДДТ»): Вся «социалка», о которой пел Барзыкин [?] и, там, многие другие, я тоже много… «Социалка» — она просто перешла на страницы газет. Поэтому очень многие перестали петь на эту тему — стали петь просто «о любви». «О любви» у многих, к сожалению, тоже таланта не хватило.
64. Вячеслав Бутусов («Наутилс Помпилиус»): Состояние такое, знаешь, — лёгкое сотрясение мозга. Потому что, в общем-то, люди более взрослые, более серьёзные — люди, которые на осознанном уровне всё это могли со стороны наблюдать — они, в общем, поняли, что наступает такой период: с одной стороны, вроде, больше самостоятельности, а с другой стороны, — не понятно чё делать с этой самостоятельностью.
65. В первой половине 90-х символом страны становится здание Белого дома. В 91-м году, во время путча, его защищают, вокруг него баррикады, на баррикадах — рок-музыканты Андрей Макаревич, Константин Кинчев, Гарик Сукачёв. Позже, в Кремле, Ельцин вручает музыкантам медали Защитника Отечества.
66. К началу 90-х на Западе русское уже не в моде… Перестройка закончилась, советские рокеры возвращаются домой. Они не стали звёздами на Западе, да и на родине публика хочет чего попроще, повеселей, подо что можно потанцевать…
67. Диктат цензуры заменился диктатом рынка, а на рынке главное — доход.
68. Валерий Кипелов («Ария»): Кто-то [из музыкантов] пошёл продавать пиво — я знаю массу музыкантов хороших, которые не выдержали. Кто-то пошли аккомпанировать в то время популярным певцам и певицам — они пошли туда за небольшие деньги. Я же работал сторожем — на той базе, где мы репетировали, хранилась аппаратура, — я там работал сторожем (по-моему, за $50 в месяц), то есть, с 92-го по 94-й год…
69. В Америке происходит смена поколений — появляется [стиль] «гранж».
70. Василий Васин («Кирпичи» с 1995): Все думали о том, чтобы играть рок так, чтобы он был похож на тот рок, который играется в тот момент на Западе.
71. [Произошла окончательная потеря культурного суверенитета, логично вытекающая из фактической потери суверенитета государственного].
72. [Русский рок снова уходит в андеграундные клубы].
73. Артемий Троицкий (музыкальный критик): Если в конце 80-х гастроли шли, пластинки выходили, но деньги ещё не играли существенной роли (я думаю потому, что тогда ещё в Советском Союзе всё ещё было очень дёшево), и не было никакого вот этого вот «гламурно-престижного» фактора. Виктор Цой — рокер номер один Советского Союза, — ездил на машине «Москвич» и, в общем-то, его не особо заботило то, что это не Mercedes и не Ferrari. Но с начала 90-х годов деньги стали самым серьёзным ориентиром на всей вот этой музыкальной «полянке». И деньги стали главной мотивацией.
74. Сергей Шнуров («Ленинград» с 1997): Мы — короли «корпоративного рока». Я обожаю «корпоративный рок». Потому что он приносит деньги. А деньги я люблю.
75. Диана Арбенина («Ночные снайперы» с 1993): На сегодняшний день (я вот такой просто несгибаемый скептик) это полная чушь происходит в современном рок-мире. Потому что то, что уже было, уже, прошу прощения, не так актуально, а нового — ничего достойного того, что было, — так и не появилось.
76. Сергей Шнуров («Ленинград» с 1997): Раньше это было модно (ну я ж вообще модник — мне интересно то, что модно), сейчас рок не моден, — и мне он не интересен.
77. Однако, по сути своей, рок, всё-таки, — музыка бунта. Против системы, отцов, ханжества, запретов… И будущее его — не в корпоративных вечеринках или дворцах спорта. Оно — в заплёванных клубах на окраинах больших городов и песнях, выложенных на сайтах в Интернете. Что станет «новой волной» отечественного рока, музыкой XXI века? Питерская «альтернатива», нижегородский панк или фолк-рок из Москвы? Пока не ясно. Но эта музыка появится точно.